В оковах любви - Страница 5

Гнев вспыхнул снова, освобождая Хлою от душившей ее беспомощности.

— Я тоже, но почему-то сейчас у меня сплошные сложности.

— Я могу избавить вас от них, — сказал Саид холодным бескомпромиссным голосом. — И ваша жизнь станет такой, как раньше.

— Боль вы тоже заберете? — огрызнулась она. — Заставите меня забыть, что я выносила и родила ребенка? Что я заботилась о нем первые шесть недель его жизни? Заставите забыть его?

— В Аттаре у него будет все. Мы удовлетворим все его нужды и желания. Такие решения нельзя принимать эмоционально, только логически.

Логика всегда ее успокаивала. Факты и рассудок провели ее через хаос детства. Но здесь логика победить не могла. Впервые ее сердце говорило громче разума.

— Вы будете его любить? — спросила она.

Взгляд Саида был холоден.

— Я умру за него.

— Это не одно и то же.

— Но только такое обещание я могу дать.

Мужчины… мужчины и их обещания. Хлоя всю жизнь старалась их избегать. Она видела, как мужчины нарушают обещания снова и снова, и, став взрослой, решила никогда на них не полагаться. Но это обещание — клятва — исходило как будто из глубины души Саида, и она не могла сомневаться в нем.

— Он мой король. Наследник трона Аттара. Я верен ему, как своему будущему вождю и как члену своей семьи.

— Он ребенок, — с трудом произнесла Хлоя. — Сейчас важно именно это.

— Я знаю, — сказал Саид. — Но он никогда не будет таким же, как другие дети. Он призван править; это часть его сущности. Он рожден для этого. Всем нам приходится нести в жизни свою ношу, — продолжил он. — У каждого есть предназначение. У него — такое.

— Но… но… — Отчаяние сжало Хлою в своих когтях. Она глубоко вздохнула и попыталась найти в памяти информацию, которую смогла бы использовать. — Я понимаю, что он наследник, но сейчас он — ребенок. Если вы его заберете у меня, у человека, который о нем заботится, это причинит ему вред. О нем будут заботиться наемные слуги?

Саид пожал широкими плечами:

— Конечно.

Он сам не собирался в этом участвовать, не лично. Хотя он готов умереть за племянника, но не готов менять ему подгузники.

— Я не специалист в развитии детей и в биологии в целом, но знаю — было много исследований ранних месяцев жизни, и все показали, что они крайне важны для эмоционального благополучия человека. Если не уделить ему сейчас должное внимание, в будущем он может не суметь образовывать привязанность к другим людям.

Саид смерил ее непроницаемым взглядом:

— В это я могу поверить.

— Вы же не хотите такого для правителя?

— Разумеется, нет, — резко сказал он.

— Я… я о нем заботилась… — У Хлои сжималось горло. — Кормила грудью. Что, по-вашему, с ним будет, если его со мной разлучить? Я его единственный источник стабильности.

— А что, по-вашему, делает с его душой то, как он сейчас плачет? — жестко спросил Саид.

Хлоя протиснулась мимо него, подошла к колыбельке, наклонилась и бережно взяла ребенка на руки. Она до сих пор нервничала каждый раз, боясь, что неправильно поддерживает его головку.

Саид смотрел, как Хлоя прижимает ребенка к себе, надежно, но нежно обвивая его руками. Ее синие глаза были широко раскрыты, губы сжаты в твердую линию, выдавая страх и сосредоточенность.

От этого зрелища у него в груди появилась тяжесть, из-за которой стало трудно дышать. Дискомфорт Хлои был очевиден, как и то, что она не хотела этим заниматься, или, по крайней мере, что ей это не нравилось. Однако она чувствовала необходимость биться за свое место в жизни Адена. Заботилась о нем, защищала с самого рождения.

Саид понимал, что такое верность и честь; потребность защищать других ценой собственных благ. Все это он увидел на лице Хлои.

— Шесть месяцев, — сказал он.

Хлоя настороженно взглянула на него:

— Что — шесть месяцев?

— Вы можете поехать в Аттар, во дворец, на шесть месяцев и служить в качестве его няни, чтобы поддерживать историю о его рождении в глазах общественности. Это разумно. Логично будет предположить, что мы нашли женщину для выкармливания младенца, который потерял мать.

— Я… о… я…

— Я сообщу прессе, что Аден родился прямо перед смертью Тамары и что мы не хотели ничего анонсировать, пока не убедились, что он совершенно здоров.

Саид чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как занял трон. Он не был дипломатом, не умел разбираться в бумагах или вести вежливые разговоры с политиками. Пресса это знала. При любой возможности они сравнивали его с погибшим шейхом; рожденного сражаться — с рожденным править.

А теперь еще и это: ребенок и женщина. Ребенок может стать его спасением, заняв однажды свое место на троне. Но прямо сейчас… это лишь младенец. Маленький. Беспомощный.

Это напоминало ему о другом беспомощном существе, которое он не сумел спасти. И добавляло еще один камень к грузу ответственности на его плечах. Он стряхнул это ощущение. Эмоции, сожаления, боль прошлого — всему этому нет места в его жизни.

Он рано выучил этот урок. Если мужчина много чувствует, он многое может потерять. И поэтому Саид стал человеком, которому нечего терять. Человеком, который может действовать быстро и решительно. Он не волновался о своей безопасности, о том, чтобы быть хорошим.

Вид Адена, его племянника и наследника его брата, стал для него испытанием. Но Саид не мог себе позволить сейчас сломаться, не мог допустить трещин в броне. Он похоронил свои чувства глубоко внутри, за стенами из камня и стали, которые выстроил вокруг своего сердца.